Рояль в горах - Светлана Куликова

Валя птицей трепыхалась в его руках:

– Ни за что! Он не выживет без меня!

– А как же я? Я тоже… тоже не смогу без тебя! Поехали…

– Нет! Нет!

Они боролись, словно дрались, каждый – за свою судьбу.

Вдруг через Валино плечо Дима увидел побелевшего Толю с вытаращенными глазами и вознесённым над головой топором. Жутко завывая, Толя медленно шёл на них.

Валя оттолкнула Диму: «Уйди подальше!», метнулась к брату:

– Толенька, маленький… всё хорошо… это я, я… смотри сюда… смотри на меня…

Дима отступил в густую тень у забора, не зная, броситься ему к Вале на помощь или она сама справится? Ведь не в первый же раз, наверное, этот припадочный так возбуждается…

Толя мотал головой, мычал и рвался из рук сестры. А она ловила в ладони его лицо, взглядом держала зрачки, гладила по щекам, по голове:

– Толечка, братенька, это я… я тут… я с тобой… всё хорошо, мой родной, мой любимый…

И уластила, успокоила. Толя замер, закатив глаза, приоткрыв слюнявый рот; штаны его вдруг намокли – он описался и расслабленно повис на сестре. Валя повела его прочь, приговаривая нежно:

– Ничего, ничего, маленький, всё хорошо… сейчас в баньке помоемся, переоденемся…

Диму затошнило так, что едва не вывернуло. Он опустился на траву. Посидел немного, отдышался и побрёл в летник. Долго лежал в нагретом солнцем, пропитанном запахом трав сарае, не думая ни о чём. Ждал, когда придёт Валя, и они спокойно обсудят, как дальше жить. Вместе непременно что-нибудь придумают. Вместе…

Он то засыпал, то просыпался во мраке, обступившем его со всех сторон – луна той ночью так и не показалась на затянутом чёрным крепом небе; и опять засыпал, во сне продолжая прислушиваться, не идёт ли Валя.

Она не пришла.

Очнулся Чистов на рассвете усталым, разбитым. Вяло собрал вещи, пошёл во двор. На крыльце Валя складывала в знакомую корзинку еду. Мне в дорогу – понял Дима. Сердце сбилось с ритма… Подошёл, хотел обнять, поцеловать, но натолкнулся на отстраняющий взгляд и не посмел. Попытался сказать что-нибудь тёплое, доброе, не нашёл слов, кивнул молча.

Синие глаза Вали плакали сухо, без слёз.

…В Москве случилось то, чего никто не ожидал: Чистов бросил учёбу, ушёл из дома в какую-то общагу, где три дня страшно пил, а потом попытался повеситься. Собутыльники вызвали «скорую»…

Через месяц мать забрала Диму из больницы и позвонила Лене Полевой. Лена не утешала, не упрекала, просто всегда была рядом – спокойная, преданная…

Год спустя, похудевший, молчаливый, Дима восстановился в институте и на «отлично» защитил серию сибирских пейзажей. Среди них выделялся вид освещённого полной луной таинственного лесного озера с одиноким белым лебедем у берега.

…За панорамным окном мастерской стемнело. Но Чистов и без света, и даже с закрытыми глазами видел картину: сквозь сумбур тёмных как ночное небо тревожных мазков неясным светом проступает обнажённая женская фигура в профиль. Женщина напряжена, словно хочет, но не может двинуться; на запрокинутом лице смирение узника, уже полюбившего свою неволю. Длинные волосы падают за спину, в их линиях угадывается вторая фигура – мужская. Остро ощущается: женщина и мужчина неразделимы, как проросшие друг в друга растения… Валя и Толя. Сестра и брат. Но искусствоведы, в их числе и друг Дмитрия Павловича известный галерист Игорь Борисович Зорин, полагают, что так художник изобразил любовников, и нахваливают интересную находку.

Ещё специалисты отмечают неизменно бушующую в картинах Чистова энергию жизни. Источником этой неутихающей с годами чувственности все называют жену мастера Елену Михайловну Полеву – его Музу и Берегиню.

Дмитрий Павлович это мнение не опровергает.

Восхитительный берег

В лучах яркого солнца порт Савона казался праздничным. Дивный белый лайнер выглядел в точности как на рекламе, и на душе у Аллы Витальевны посветлело…

Нанятый в аэропорту Милана таксист за немалую дополнительную плату согласился проводить её до судна. Но посадка на «Costa Deliziosa» ещё не началась, и услужливый итальянец в нетерпении топтался возле двух огромных чемоданов, поглядывая на часы.

Дорога не слишком утомила Аллу Витальевну, хотя ночью в номере «Метрополя» удалось вздремнуть лишь пару часов. Но это ерунда, бессонница давно стала её близкой подругой. Поначалу Алла Витальевна впадала в панику от долгих ночных бдений, но потом научилась безропотно принимать навязчивую гостью и даже получать удовольствие от её визитов. Другого выхода не было – приходилось тщательно скрывать тот факт, что выпрошенное у доктора снотворное не используется по назначению. Зато сколько за минувший год было прочитано книг в тишине спящего дома! Сколько просмотрено прекрасных фильмов (но так и не найден ответ на вопрос: почему хорошие картины телевидение показывает исключительно после полуночи?). А долгие ночные размышления… Да если бы Алла глотала таблетки и крепко спала, разве смогла бы она принять такое непростое решение? Никогда в жизни!

Алла Витальевна с удовольствием вдохнула влажный морской воздух, поправила шляпку и открыла новенькую фирменную сумочку. Рядом с дорогим ваучером на круиз лежал дешёвый мобильник – словно пришелец из прошлой жизни. Почему она не выбросила его в Москве? Долго думала: надо ли звонить дочери. Так и не позвонила. Что сказать? Всё написано в завещании, запертом в банковской ячейке. Там же деньги – Катина доля. Ключ, пароль и подробные разъяснения с нижайшими извинениями едут почтой на адрес доктора; более надёжного человека в мире нет…

Всё, не о чем говорить. Алла Витальевна вынула телефон, широко замахнулась, намереваясь отправить его прямиком в воды Генуэзской бухты, как вдруг аппарат зазвонил. Чёрная пластмассовая коробочка вибрировала и гудела на ладони, настойчиво требуя внимания. Алла Витальевна нерешительно ткнула в зелёный значок приёма.

– Да.

– Мама, здравствуй, ты где? Звоню, звоню тебе домой, а какой-то мужик говорит, что ты здесь… то есть, там уже не живёшь. Дал этот номер. Что за идиот? Ты пустила квартирантов?..

Вот в этом вся её дочь: тараторит напористо, уверенно, словно не было ни унизительной попытки запереть мать в психушке, ни больше года глухого молчания…

– Катя, послушай…

– Нет, это ты послушай! Придётся твоим квартирантам съехать. Вадик завтра приедет.

– Вадик? Зачем?

– Как зачем? Жить. И работать. Ему в Москве обещают работу.

– Но я… у меня…

– Мама, не возражай. Забудь свои никчёмные обиды. Это твой единственный внук! Да, мальчик оступился, но ты прекрасно знаешь, это дружки подбили его. Он отсидел по чужой вине…

– Катя, извини, я сейчас в Италии, ты разоришься на звонке.

– Что? Как ты туда попала? Зачем?

– Самолётом попала. Уплываю в кругосветное путешествие.

Ошеломлённая пауза. И шёпот:

– Откуда у тебя такие деньги?

– Я продала квартиру.

– Мама, ты чокнулась? А где Вадик будет жить?

– А где буду жить я, тебя не интересует? – по-детски жалобно спросила Алла Витальевна и сама смутилась: Катя не участвовала в принятии судьбоносного решения, чего с неё спрашивать.

Год назад, после грандиозного скандала они договорились не вмешиваться в жизнь друг друга. И дочь старательно избегала общения с матерью. Не позвонила даже когда в годовщину смерти отца приехала на его могилку…

Муж Аллы Витальевны не пережил уголовного суда над любимым внуком Вадимом. Обширный инфаркт разорвал ему сердце за считанные минуты. «Скорая» констатировала смерть и увезла Аллу Витальевну в сильнейшей истерике.

Почти полвека Алла знала, зачем просыпается утром, для кого готовит, прибирает, стирает. Знала, на чьё плечо можно положить голову, к чьей груди прижаться. Работа – это так, чтобы без пенсии не остаться, главное в жизни семья. Муж был тихим, покладистым (непонятно, в кого Катя выросла такой строптивой), казался незаметным, а оказался незаменимым.

В образовавшуюся пустоту хлынул нестерпимый холод одиночества. От этого холода Алла оцепенела так, что не сразу сообразила, чего хотят от неё родственники. А хотели они, чтобы замороженную горем Аллу признали психически больной и недееспособной. Мысль, ясное дело, исходила от нового супруга Кати – хронического эгоцентриста. Ему очень хотелось отселить куда-нибудь избалованного пасынка. Вадик уезжать из родного дома (на самом деле – от питерских дружков) в Москву отказывался. Там ведь бабушка контролирует, жить учит. Вот если бы столичная квартира опустела…

С этой идеей и пачкой денег (кстати, оставленных в наследство отцом) Катя обратилась к главврачу психиатрической клиники. Старый доктор с внешностью аристократа и соответствующими манерами денег не взял. Он познакомился с Аллой Витальевной, признал её вполне нормальной женщиной, которой нужны лишь время и душевное тепло, чтобы прийти в себя, и установил над ней собственную неформальную опеку. Так началось их общение.